Серо-коричневые тона. Слякоть. Наспех одетые, бледные дети пытаются играть во дворе. Их шарфы — криво повязаны, а шапки смотрятся по-нищенски. Точно с помойки. Снег-дождь (или дождь-снег?). Везут агитационные транспаранты — скоро праздник. Не надо быть прозорливцем, дабы понять — красный день календаря будет столь же унылым. Разве что бравурных звуков прибавится. И матросы будут печатать шаг — мимо сгорбленных интеллигентов. «— Эх, Киса, мы чужие на этом празднике жизни», - молвил Остап. Но перед нами — вовсе не жулики в поисках бриллиантов, но - два гения словесности. Бродский и Довлатов. Поэт и прозаик. Оба, как выясняется, не нужны.
Ленинград в кинокартине «Довлатов» Алексея Германа-младшего — это в круге первом. Несмотря на сырость, мучит жажда. Наверно именно поэтому и молодые, и — не вполне юные персонажи заливают себя дешёвым пойлом. Бесконечно курят. Кто-то непризнанный - порезал себе вены прямо в редакции журнала. Довлатов с Бродским просто уехали. Первая мысль от просмотра — это не мой СССР, а какая-то инородная реальность. Более того, даже время в картине слабо ощущается, несмотря на точные атрибуты, вроде хиппующих девушек и названий модных пластинок — их, разумеется, «толкает» фарцовщик Давид (в рассказах самого Довлатова фигурирует жулик-спекулянт по кличке Фред, однако, Давид Львович, скорее всего, трагичнее — от Фреда тянет баббл-гамом, стиляжьей беспечностью да коктейлями пряными, тогда как Давид — это печально. Давид — давит. Вернее, это его — задавили).
( Read more...Collapse )
Journal information