Годы-двадцатые были временем машин - эпоха любования производственными процессами, винтами, шестерёнками и архитектурой, отныне называемой не иначе как «машинами для жилья». Человек тоже представлялся машиной, подлежащей ремонту, переделке и перековке. Тридцатые оказались ярким антиподом двадцатых - вся эта машинерия была выброшена на свалку и даже не потому что у автомата нет души и разума, а потому что ни одна механическая кукла не сможет совершить сверх-усилие. Машина может сломаться и умереть там, где нужна воля. Механика лишена не только бесполезно-вредных страстей, но и умения погибнуть за идею, за смысл, за некую, не подлежащую осмыслению ценность... А ещё, если двадцатые заглядывали в будущее, то тридцатые заигрывали с вечностью. Владимир Паперный в своей «Культуре-2» наградил этим свойством исключительно нашу социалистическую реальность. Но не существует отдельного советского мира - он может только придумывать свои личные определения, двигаясь при этом в общем потоке. Это Zeitgest, дух времени. Двадцатые во всём мире - время футуризма, рацио и человека-машины. Тридцатые везде, включая Советский Союз - эпоха неоклассики и сверхчеловека.
«Молодость». 1937. Фото Бориса Игнатовича.
Парижский фотограф Horst P Horst глазами фотографа George Hoyningen-Huene. 1930-е гг.
Сверхчеловек - это не робот. У него есть душа, разумеется. Духовность. Новая духовность, вызванная физическим совершенством. Это физически развитое, духовно богатое, эстетически прекрасное существо, могущее совершать подвиги и создавать произведения искусства. Вместе с тем - физиология первична. В уродливом теле не может быть по-настоящему богатой души и - устремлённого к открытиям разума. Античная идея совершенства на новый лад. Обнажённое тело лишается своей чувственной составляющей и выступает в качестве яркого эталона для подражания. Тело 1930-х - обнажёно, раздето и при этом - асексуально. Не приравнивать человека к машине, а выковывать и воспитывать идеального хомо-сапиенса. Наука евгеника, ставшая некомильфотной и даже запрещённой после Нюрнбергского процесса, в 1930-х годах успешно развивалась в Англии и в США. На полном серьёзе рассматривались вопросы стерилизации людей с наследственными заболеваниями и даже - пьяниц, проституток, то есть асоциальных элементов. В Советском Союзе велись бесконечные разговоры о «новом человеке» - этот типаж в кино воплощали голубоглазые красавцы, вроде Сергея Столярова. Они были светлы, оптимистичны, позитивны и готовы к подвигам. Это - персонаж для Вечности.
