Позитив! Посвящаю Юлии Школьниковой.
На западе есть вестерн - приключенческий жанр, специализирующийся на ковбойско-индейских приключениях, на стрельбе из кольта, на увозе красоток и битии бутылок по салунам. В этих фильмах действуют хорошие или плохие шерифы, кто-то грабит поезда с золотом, кто-то зависает с мустангами в прериях. В СССР к жанру вестерна относились двояко - на экраны выпускали, но в печати ругали за трюкачество и безыдейность. В советском кино царил иной жанр, названный в шутку - истерном. Истерн, в отличие от своего американского аналога, был наполнен идеями, как правило, идеей борьбы за советскую власть в Туркестане (или на Кавказе). В истернах было тоже много стрельбы, экзотики, погонь и соревнований в ловкости. Разве что любви было значительно меньше.
«Туда ехали, за ними гнались. Оттуда едут, за ними гонятся. Какая интересная у людей жизнь!»
Надо сказать, что советская публика хорошо принимала истерны - идеологическая составляющая отходила на второй план, а первым планом оставался экшн. В фильме «Не бойся, я с тобой!» практически нет идеологии, зато есть восточная специфика, помноженная на типовой вестерно-истерновский экшн - стрельба, погони, ворованные сокровища, месть, драки, любовь, чёткое деление на хороших и плохих парней. Надо сказать, что в СССР было гораздо проще пробить приключенческую ленту, основанную именно на «национальном материале». Это могло пройти под соусом «поддержки республиканского кинематографа» или ещё какого-нибудь «дополнительного развития», которым баловали именно восточные окраины. К тому же, в истерне было легче всего показать пресловутую дружбу народов - один из краеугольных камней советской идеологии. Сейчас-то уже понятно, что дружба народов - это миф, ибо дружат люди, а не страны и не нации.
Если Вы помните, Сан Саныч и Рустам - артисты цирка, а цирк в СССР нежно любили все - и народ, и чиновники. О цирке всегда было принято говорить восторженно - почти, как о балете, ибо советское цирковое искусство ценилось во всём мире. Неизменно подчёркивалось, что цирк в России начал развиваться позже, чем в Европе, но достиг колоссальных успехов, особенно, начиная с 1930-х годов. Делая своих героев циркачами, авторы фильма сразу же давали им определённую положительную маркировку. К тому же, циркачи до революции считались самыми угнетёнными из артистов, что делало их ближе к революционным массам. Хотя, герои фильма выглядят вполне респектабельными господами, подспудная жалость к гуттаперчевому мальчику и прочим Каштанкам, всё равно сидела в подкорке простого советского человека.
«-Когда он поёт, сердце тает, как кусок сахара. Это талант, великий талант! И ты хочешь, чтобы я его убил? За триста рублей?!
-А за сколько?
-Пятьсот».
...А ещё музыка. В конце 1970-х - в начале 1980-х годов на телеэкранах царили лёгкие, музыкальные фильмы, близкие по жанру к мюзиклу - «Чародеи», «Ах, водевиль-водевиль», «Труффальдино из Бергамо» и прочие «Благочестивые Марты» с «Собаками на сене». Музыка очень быстро начинала жить отдельно самих сюжетов - из всех этих «Пора-пора-порадуемся!» перед Новым Годом создавались очаровательные киноконцерты. «Не бойся, я с тобой!» ничем по сути не отличался от вышеуказанных музыкально-приключенческих лент, кроме одного момента - это был бенефис певца и композитора Полада Бюль-Бюль оглы, человека разноплановых способностей - от игры в кино до административной деятельности. В этом фильме Полад сам играет, сам поёт, сам пишет музыку. Его музыка - это интересный фьюжн восточной и западной традиции. (Если проследить его творчество в целом, то видно, как он плавно перешёл от твистов и шейков к традиционной азербайджанской музыке).
...На следующий день после премьеры мальчики нашего класса говорили так: «Вчера был фильм про каратистов» (sic!) То есть из всего содержания они ухватили тему каратэ и Сан Саныча, этакого Чака Норриса (что ли). Дело в том, что тема каратэ в те времена была сверх-модной. Мальчики постоянно рубили ладошками воздух с криками: «Кия-я-яяя!» и вообще поголовно хотели быть каратистами. У каратэ в СССР была сложная история. Легализация этого вида спорта произошла только в 1978 году. И эта сложность (читай - дефицитность!) делала каратэ ещё моднее, ещё престижнее. Девушки хотели гулять с каратистами, юноши лихорадочно искали секции. Повышенный спрос рождал полуподпольное предложение... Но это уже совсем другая история.
«Их человек тридцать, и все они безоружны! Не бойтесь, дети мои».
В фильме приёмы демонстрирует супер-положительный Сан Саныч, человек интеллигентного вида и столь же интеллигентного образа мышления. Его искушённость в боевых искусствах оказалась настоящим сюрпризом для зрителя. К тому же была явлена и мораль - каратист имеет право только защищаться, но не нападать, обязан иметь чистые помыслы и светлые мысли. А потом уже - крушить. В фильме показан именно хороший каратист, что было важно. Авторы сделали это вполне намерено - с учётом вкусов 1981 года. Никакого отношения к реалиям начала XX века, когда происходит действие, это не имело. Кроме Эраста Фандорина (ещё одного Чака Норриса), никто тогда Японией не заморачивался. В моде был английский бокс...
В эпоху Застоя любили эстетику ретро - патефоны, канотье, танго-чарльзтоны, штиблеты чечёточников и разноцветные боа Людмилы Марковны. По экранам порхали «Небесные ласточки» (в кабриолетах с клаксонами) и звучал танец шимми, о котором нелицеприятно отзывались Ильф с Петровым. «Не бойся, я с тобой!» чётко вписывался в эту ретроманию застойной эпохи. Действие происходит во времена, именуемые Belle Epoque - эпоха, предшествовавшая войнам и революциям XX столетия. Очаровательный мир дамских шляпок и дамских капризов. Разрешённая игра в буржуазную роскошь, которая очень ценилась и зрителем, и автором. В восточном фильме - приметы Belle Epoque. Даже среди ворованных сокровищ герои находят патефон, а в конце счастливая девушка Тейли предстаёт перед нами в модном платье года этак 1909-го, с зонтиком и, разумеется, в шляпе.
«У Нагиева есть, у Тагиева есть, у Нобеля есть, у Ротшильда есть, только у меня нет».
tiomkin: Здесь. И тут его же - постинг 2007 года.
Journal information