На головокружительной высоте — там, где никто их не может разглядеть и — оценить — высятся эти колоссы. Мускулистые пролетарии, опирающиеся на орудия труда или — колхозницы, напоминающие античных богинь, студенты с книгами, воины, учёные. Их сотворили очень давно — целую вечность назад. Кажется, что это было в прошлые жизни человечества, на иных витках. А по факту - современники того необъяснимого чуда всё ещё живы. «Здравствуй, страна героев, страна мечтателей, страна учёных!» - не об этом ли царстве застывших исполинов пели Орлова и Столяров, проходя с первомайскими штандартами?
Кто-нибудь задумывался, для чего — точнее — для кого создавались аллегорические статуи, венчающие сталинские высотки и магистральные дома? Если подняться, можно разглядеть колосья, гербы, индустриальную символику — шестерёнки и подшипники — всё это оплетается густым барочным орнаментом во вкусе Короля-Солнце. Большой Стиль, как сочетание ампира и барокко блеснул дважды — при Людовике XIV и при Сталине. Они оба творили свой мир не для современников, но для Вечности. Именно ей и — божественному зрителю посвящали дворцы, парки, исполинов. Неслучайно фотохудожник Михаил Розанов, уловивший самую душу Версаля, постоянно обращается и к советскому варианту Grand maniere.
«Где-то сбоку мелькнула знаменитая башня, похожая на задранную в небо дамскую ножку в чёрном ажурном чулке», - так выразился Юрий Поляков об Эйфелевой башне и это прихотливо-забавное определение можно отнести и к другой башне — Шуховской. Долгое время — примерно до начала сталинских высоток - башня «в чулочке» была самой внушительной московской доминантой — любая столичная панорама непременно выдавала шуховское творение.
Шуховская башня сделалась главным символом нашего вещания — вплоть до появления Останкинского шпиля. Послевоенные новогодние открытки содержали в себе ажурную башенку на фоне искристых шаров-ёлочек-огней. Узнаваемая «сетка» служила и декоративным интерьером для развлекательно-праздничных телепрограмм.
Художник - известнейший, а вот картина не самая растиражированная. Но - интересная. Тут сразу три сталинских высотки вдали (МИД, гостиница «Украина» и дом на Площади Восстания). Но! Они видятся, как романтические замки.
Мир разнообразен. В нём обитают паяльщики и стоматологи, сантехники и космонавты, пианисты и... роялисты. Есть место в нём и для особого дамского вида под названием «музейная тётенька». Как правило, это женщина преклонных лет или, во всяком случае, находящаяся на пороге того чудесного возраста, когда нам многое прощается. Почти как в детстве. Кстати, в моём детстве были точно такие же музейные тётеньки.
Музейная тётенька - вечна, как вечны музеи. И название-то у них красивое - смотрительницы залов. Не надзирательницы и не даже не смотрящие (как иногда хочется их определить), а именно так - смотрительницы. Хранительницы. Музейная тётенька может быть умной и глупой, рафинированно-принаряженной и неряшливой, злобной и очаровательной. Но, так или иначе, всех женщин этой славной профессии можно разделить на три условных типа - Музы, Церберы и Сфинксы.
Станислав Шаронов «Смотрительница зала» (с)
1. Итак, типаж под названием Музы. О, они обожают предмет, который стерегут. Если музей посвящён Пушкину, то они обожают Пушкина. Если вдруг тема экспозиции - водопроводные краны, будут обожать и краны. Они не просто обожают - они ревниво и по-бабьи привязчиво пестуют память о предмете или о человеке. Их рефрен, точнее девиз: «Вы ничего не понимаете!» Они навязчиво прилипают к посетителю и зорко следят, чтобы он внимательно и благоговейно осмотрел все положенные ему экспонаты. «Что же вы подгузники Дантеса пропустили?! Их нашему музею французы подарили за валюту!» - негодует она, транслируя, тем самым, что мы проигнорировали целый пласт истории и нам должно быть стыдно. Она непременно расскажет, что вот этот веер, расписанный купидонами и рокайлями, некогда принадлежал Екатерине Великой, а во время войны за ним охотился некто из Ahnenerbe! Потому что тут была тайнопись самого графа де Сен-Жермена...
В этом фильме удивляет буквально всё - нет, конечно же не футуристические корабли и не человекоподобные инопланетяне - этого добра в любой фантастике навалом. Что же? Если Вы помните, корабль юных космонавтов был оснащён удивительной кают-компанией: нехитрым способом можно было смоделировать практически любой пейзаж или интерьер. Правда, на очень маленьком пространстве, но тем не менее. По просьбе всё странного ИОО среди прочих вариантов был предложен Указующий Перст среди пустыни.
Опять-таки, совершенно непонятно назначение каменной руки, как будто предназначавшейся для статуи Ленина для несостоявшегося Дворца Советов. Но Ленин, видимо, всё-таки тут ни при чём. Указующий перст во всех традициях трактуется, как указующий перст Высших Сил. Опять же, в самом повествовании роль Перста более чем скромна - его обыгрывают в комическом фрагменте, когда один из героев завис над самым Перстом и кричал: «Уберите палец!!!» Там ещё, вместо Пальца ему смоделировали ванну с водой. Или всё-таки перст Ленина с Дворца Советов?! - Вместо Дворца потом вырыли бассейн Москва. Очень символическая ванна.
Вообще, постмодернизм - это, прежде всего, возможность обыгрывать всё, что угодно. Любыми способами. Вот, допустим, хор монастыря поёт известную советскую песню.
Не так давно я публиковала текст моей коллеги из газеты «Завтра» - Татьяны Воеводиной. Она писала в защиту хрущёвок. О том, что на их базе можно создавать стильные сооружения. И не ломать. Сегодня - продолжение.
«Я обещала подробнее рассказать о реконструкции пятиэтажки, осуществлённой архитектором Алексеем Кротовым в Тушине, по адресу Химкинский бульвар, д.4 – и вот выполняю своё обещание. Впрочем, гораздо лучше об этом уже рассказал сам архитектор на своём сайте. Если посмотреть на фотографию дома, не зная, что там внутри притаилась пятиэтажка – догадаться об этом невозможно, по крайней мере, непрофессионалу. На реконструкцию ушло 9 месяцев, из старых 100 квартир получилось 120, при этом общая площадь увеличилась в 2,2 раза. Как это сделали? А вот как. Вокруг здания соорудили новый фундамент, на нём построили новый фасад, убрали все перегородки бывшей пятиэтажки, естественно, окна-двери. Всё пространство переформатировали заново. Что осталось? Перекрытия этажей. В «исторической» части здания потолки остались столь же низкими, как и были – это, пожалуй, единственное, на что повлиять нельзя. Впрочем, давно известны дизайнерские решения, позволяющие скрасить этот недостаток, вроде светлых обоев в вертикальную полоску или освещения по стенам, а не на потолке. Всё это, в самом деле, работает и доступно даже самодеятельным ремонтникам.
В Государственном музее изобразительных искусств имени А.С.Пушкина открыта концептуальная выставка «Пиранези. До и после. Италия – Россия. XVIII-XXI века» (до 13 ноября). Для такого академического заведения, как ГМИИ, подобный формат, скорее, неожидан, ибо зрителю предлагается игра в постмодернизм — аллюзии, фантазии, намёки. Путешествие из Галантного века в Сталинскую эру. Без пересадки. Напрямую. Оценить масштаб вселенской фантасмагории. Как у Иосифа Бродского в посвящении Пиранези: два прошлых. И оба прошлых — не состоялись. «Мне казалось, что зала взметнулась на высоту, среди сказочных колоннад», - писал романтик Александр Грин в своей «Золотой цепи». «Этот стадион так похож на мечту – и вместе с тем так реален... В сознании рождается чувство эпоса. Говоришь себе: это уже есть, существует, длится», - прибавлял другой сказочник — Юрий Олеша. Хотя у него есть и другое, более зримое описание: «Дворец Трёх Толстяков стоял посреди огромного парка. Парк был окружён глубокими каналами. Над каналами висели чёрные железные мосты».
Владимир Кринский. Пантеон партизан. 1942-1943. Проект.
...Если через много тысяч лет археологи откопают нашу цивилизацию, они, скорее всего не смогут понять смысла и назначения московского метро, особенно «сталинских» ампиро-барочных линий. Грядущие историки будут теряться в догадках — то ли это подземные святилища языческих богов, скорее всего взятых из греко-римского пантеона, то ли — дворцовые залы, соединённые между собой загадочной транспортной сетью. Или, быть может, некрополь с мозаичными потолками, изображавшими райские миры древнего предка? Научные споры, диспуты, открытия... Какой-нибудь особо яростный любитель архаики отыщет на забытом микро-чипе книгу Эдварда Бульвер-Литтона «Грядущая раса» (1872), где рассказывалось о пугающе-красивых хомо-сапиенсах, устроивших комфортную жизнь под землёй — с невиданными дворцами, чудесными автоматами и вечным искусственным светом.
Проект станции «Стадион имени Сталина» (ныне «Партизанская»). В.М. Таушканов. 1937 год, станция построена по другому проекту.
Там не бывает жарко, но и не бывает холодно... Скандальная теория «полой земли». Помните? Пригодятся и стихи старинного поэта Маршака: «Вот он — город под Москвой, озарённый светом / Здесь не холодно зимой и не жарко летом». Мистические тоннели, пронизывавшие подземный мир, мраморные пространства, украшенные лепниной, а иной раз — статуями суровых богов или древних властителей. Как всё-таки удивительна была культура II тысячелетия нашей эры. Как возвышенна. И сколь таинственна... Копать — не перекопать. Приятно осознавать, что наше Метро — это не только средство передвижения. Это — роскошь. Это — волшебство. Это — «пантеон» исторической славы, ибо многие станции возводились в честь какого-нибудь великого события — будь то Революция, победа или спортивные достижения.
...Итак, в Музее архитектуры имени А. Щусева проходит увлекательная выставка - «Московское метро — подземный памятник архитектуры».СТАТЬЯ - ТУТ.
1960-е годы! Откуда-то вдруг появились циничные и ранимые аксёновские мальчики — с иронией и ветром в головах, но с каким-то маниакальным желанием говорить правду. Главным врагом было объявлено даже не мещанство (хотя, и оно — тоже), а великолепие — коринфский ордер, балюстрады, вишнёвые шторы — всё это связывалось не с ветхой, изжитой старорежимностью господ-помещиков, а со сталинским вкусом. Идти в космическое грядущее, волоча за собой бархатные шлейфы Большого Стиля, оказалось попросту невозможно. Обращённая к застывшей Вечности (если следовать терминологии Владимира Паперного) художественность 1930-х — начала 1950-х годов уступала место подвижной, юношеской эстетике Оттепели. Таяние и ледоход, порывы холодного ветра, разрушение шаблонов. Отчётливое и временами грубое презрение к любой красивости, точнее — создание нового канона. Расставание с лепниной — в том числе словесной. В отрывке из представленного кинофильма молоденький архитектор с презрением выдаёт, что ему чужд стариковский вкус: абажурчики с бахромой, танец падепатинер и особенно - вазы с русалками. Новая красота должна быть тонкой, нервной, минималистской и где-то даже примитивной.
